Часто юная новобрачная, сидя еще на девственном ложе, оплакивает смерть возлюбленного супруга и в брачном уборе начинает свою жалобную песнь; а рабыни и подруги, стоя здесь и там, плачут попеременно в облегчение ее грусти.
И матерь оплакивает любезного сына, еще не достигшего юношеских лет, и после мук рождения терпит новые муки. А иной сетует о своем отечестве, которое опустошено стремительным Ареем. Иной скорбит о доме, который истреблен небесным огнем. Какой же плач приличен тебе, душа, которую умертвил губительный змий, Божий образ запечатлев горькой смертью? Плачь, плачь, окаянная; это одно для тебя полезно.
Покину дружеские и веселые пиры; покину великую славу красноречия и благородство крови; покину домы с высокими кровлями и все земное счастье; покину даже сладостный солнечный свет, само небо и блистательные звезды, которыми оно увенчано.
Все это оставлю тем, которые будут после меня, а сам с повязкой на голове, как мертвец и бездыханный, возлягу на одр, последним сетованием утешу сетующих, получу ненадолго похвалу и беспрекословную любовь, потом камень и под ним неумирающее тление. Впрочем, не от этого смущается мое сердце; трепещу единственно правдивых Божиих весов.
Как мог демон отдалить тебя настолько от Христа, уловить твой язык, и слух, и зрение, о несчастная душа? Где ты блуждаешь вне кроткого Света, волнуемая желаниями и беспокойными заботами, трепеща одной тени страха, служа обольщениям, иссыхая и истаивая в порывах кипящего гнева? Не предавайся, душа, кружениям парящего ума, но и не забывай своей жизни, когда приближаешься к плоти, к прикровенным и явным плотским недостаткам!
Пусть в дольнем мире возмущается все жестокими житейскими бурями; пусть здесь время, как шашками, играет всем: и красотой, и доброй славой, и богатством, и могуществом, и неверным счастьем! А я, крепко держась за Христа, никогда не покину надежды, что увижу сияние во едино сочетаемой Троицы, когда достояние великого Бога, теперь сместившееся с плотью, а прежде образ Божий, вступит в единение с небесным.
