Нет такого человека, у которого нет скорбей, который живет без боли. Эта боль – повод прийти к Богу.
У нас есть надежда. Мы проливаем слезы, но с надеждой. Мы испытываем боль, но со Христом, Который дает нам великую надежду. Мы говорим: «Господи, я верю, что Ты сделаешь все лучше всех! Ты – Бог».
Боль – это Божье прикосновение к нашему сердцу
Если люди причиняют нам страдание – это Божьи люди. Ведь боль – это знак, которым отмечает нас Бог. Боль – это Божие прикосновение к нашему сердцу. Поэтому и существуют страдания.
Человек может не ходить в церковь и не исповедаться, но его первый диалог с Богом уже состоялся – через страдание. Эта боль – повод прийти к Богу.
Нет такого человека, у которого нет скорбей, который живет без боли. Поэтому не переживай за тех, кто пока не в Церкви. Не волнуйся – они придут. Нам о себе нужно беспокоиться. Действительно ли мы – церковные люди?
«Ну, Вы-то, конечно, церковный человек, – скажет мне кто-нибудь. – Вы же священник. Если Вы не церковный, то тогда кто?» Да, внешне я церковный человек, но внутри? Являемся ли мы с тобой в своей душе церковными людьми? Да, мы ходим в храм, скромно одеваемся, соблюдаем посты, читаем молитвы, знаем службу, кладем поклоны перед иконами и т.д. Хорошо, что мы делаем все это, но наша внутренняя жизнь также должна быть богоугодной.
Одна женщина сказала мне: «Отче, помолитесь, мои дети – нецерковные. Сын женился и не ходит в церковь!» – «Не волнуйся, – ответил я, – придет и его час, только ты не знаешь, когда. Его час наступит тогда, когда этого захочет Бог, а не ты».
Ты желаешь святой жизни всем людям; а кто-то, может быть, хочет, чтобы все попали в рай. И это совсем не плохо, это богоугодно. Но Господь говорит нам:
«У Меня – Свой ритм, Свое время, Свои способы, Свой план. И Я жду».
Так и этой матери следует научиться ждать. Придет время, и ее дитя обратится к Богу. «Правда? – спрашивает она. – Как это может быть?» Не волнуйся. Думаешь, жизнь не приготовила ему оплеуху? Но эта пощечина не будет наказанием. Это будет повод – какое-то событие, какое-то происшествие, разочарование…
Думаешь, твой сын не разочаруется в людях? Придет время – и ему причинят боль, огорчение, страдание, он почувствует себя покинутым… Какой-нибудь человек совершенно неожиданно скажет ему что-то ужасное, а люди, которым он до этого помогал, начнут презирать его.
И когда в этот момент ему понадобится помощь и поддержка, думаешь, он не найдет Бога? К кому еще он сможет обратиться со своей болью, своей тревогой, как не к Богу? Не ко мне, не к тебе. Мы – люди. Мы не спасаем других людей, мы сами нуждаемся в спасении от Бога.
Поэтому не волнуйся ни о ком, а молись о всех и в своих молитвах доверяйся Божественному Плану. Говори: «Господи, я вверяю все Твоей Божественной Любви. Я скорблю об этом мире, о людях, о своем ребенке – сыне, дочери…» Ты – человек. Как же можно не скорбеть, если у кого-то что-то плохо?
Твой сын ударился в буддизм. А кто-то увлекся восточными религиями. Или магией, или сатанизмом, или какой-то ересью. И мы скорбим. Мы не можем здесь оставаться равнодушными, бесчувственными. По словам апостола Павла, мы плачем и скорбим (2Кор. 1:6-7), но не как те, у кого нет надежды.
У нас есть надежда. Мы проливаем слезы, но с надеждой. Мы испытываем боль, но со Христом, Который дает нам великую надежду. Мы говорим: «Господи, я верю, что Ты сделаешь все лучше всех! Ты – Бог».
Скажу тебе и еще кое-что. Старец Паисий называл благой тревогой то, что испытывает человек, когда начинает тревожиться о своем спасении и о спасении других людей. Но если беспокоиться об этом больше, чем нужно, то это уже будет не благая, а чрезмерная тревога. Мы доходим до предела и начинаем впадать в отчаяние, панику, меланхолию, состояние безнадежности. Это уже нехорошо. Это – не скорбь по Богу.
Разумеется, святые любили людей и плакали о них. Когда они видели человеческие грехи, человеческую жестокость, то их душа начинала скорбеть, и они говорили: «Господи, неужели столько людей получат осуждение на вечные муки? Неужели стольких людей Ты отправишь в ад?»
Святые скорбели, плакали, страдали. Но в конечном итоге они всё доверяли Богу. Потому что в противном случае, если человек, к примеру, не в состоянии спокойно доверить Господу своего ребенка, а продолжает тревожиться и беспокоиться, знаешь, что получается? Фактически мы начинаем критиковать и осуждать Бога.
Ты возразишь мне: «Что Вы такое говорите, как я могу осуждать Господа? Я люблю Его!» – «Любишь?» – «Да!» Да, но когда в твою жизнь приходит отчаяние и тебя охватывает тревога о родных и близких, ты перестаешь доверять Богу и словно говоришь Ему: «Господи, Ты не умеешь управлять миром! Давай я скажу Тебе, как следует поступить! Ты не знаешь, а я знаю. Итак, сделай за месяц моего ребенка таким, каким я хочу его видеть. Пусть он начнет ходить в церковь, исповедоваться, слушаться священника. Господи, сделай его таким, как мне хочется! Ты не знаешь, что делать, – давай, я подскажу Тебе!».
Не кажутся ли тебе мои слова странными? Не кажется ли тебе, что сказанное мной звучит не очень хорошо? «Разве можно говорить Богу такое?» – спросишь ты. Однако ты говоришь Ему именно это.
Негодуя, ты фактически критикуешь Бога, говоря Ему: «Ты плохой властитель мира. Ты неправильно управляешь нашей жизнью и Вселенной». Мы начинаем судить Бога и думать о Нем так, как будто Он ничего не может. Разве это не грех? Не богохульство? А ведь именно это поселяется в нашей душе, когда в нас нет спокойствия и доверия к Богу.
Внутреннее спокойствие – это лучшая проповедь. Хочешь стать миссионером – прежде всего, успокойся. Лучший пример, который ты можешь показать, – это быть спокойным в своих действиях. Тихим, мирным и спокойным.
Даже если мир вокруг рушится, даже если все летит вверх тормашками – ты смотришь на все это и говоришь про себя: «Господи, а где-то во всем этом – Ты. Где-то рядом — Ты». Разумеется, мы видим все, что происходит вокруг, но…
Я понял это, когда смотрел по телевизору репортаж о землетрясении в Китае, когда погибли сотни людей, в том числе, и дети. В какой-то момент я отвернулся от экрана, потому что видеть это было слишком тяжело, но вдруг мне в голову пришла мысль: «Есть ли Бог посреди этого землетрясения?» Да, есть. «Но где же Ты, Боже мой? Где ты – в этом дыму, в этой пыли, среди детских трупов?»
Бог был там. И я сказал себе: «Что я хочу сейчас сделать? Чего хочет мой эгоизм?» Он хочет вылезти наружу и сказать Богу: «Что Ты делаешь?»
– «А ты что сейчас делаешь? – ответит мне Бог. – Ты молишься? Сидишь, переключаешь каналы, смотришь, что происходит на Евровидении… Разве не это ты делаешь сейчас? А что еще ты сделал? Я – сделал. Я пришел на землю, Я распялся. Я наблюдаю за тем, как живут люди, Я наблюдаю за тобой. Я помогаю тебе, укрепляю тебя. И Я хочу, чтобы ты последовал за Мной. Я говорил с тобой о многом. И говорил тебе, что если ты не послушаешь Меня, то сама природа восстанет против тебя. Души, покинувшие сейчас эти безжизненные тела, сейчас пребывают в блаженстве. Они в раю. А чего хочешь ты, когда критикуешь Меня? Кого ты осуждаешь? Бога?»
Вот что пришло мне в голову в тот момент.
Если в своей жизни ты научишься всецело доверять Богу, то поймешь, что Бог не приемлет критики. И что Он не зол. Это мы осуждаем Его. Это мы, осудив, предали Его на распятие, на крест! Но Бог – не Та Личность, Которую мы можем судить и осуждать.
Он – Тот, Кому мы должны доверять и поклоняться. Тот, перед Кем мы должны оставить свою убогую логику и ничтожный ум, настолько ограниченный, что из нашей памяти исчезает все подряд.
И Бог, видя нашу забывчивость, говорит нам:
«Ты, тот, кто не помнит, что ел вчера, теперь хочешь судить Бога, правящего миром? Я-то помню все. И могу прямо сейчас перечислить ошибки людей за всю историю человечества – в том числе, и твои ошибки. Я знаю о твоих ошибках и о твоей боли. Я знаю все».
Итак, настоящая проповедь – это та, которая исходит из уст спокойного миссионера. Настоящий проповедник может даже не знать, что такое миссия, но он осуществляет ее другим способом – своей повседневной жизнью: молчанием, самыми простыми словами, обычным приветствием с улыбкой. Всем.
Это прекрасно – быть Христовым миссионером, не имея при этом официального звания «миссионер». При этом, служение некоторых проповедников особенно благословенно – тех, кто отправляется в далекие страны (например, в Африку). Другие остаются дома. Но можно быть миссионером, даже если ты прикован к постели.
Вот ты говоришь, что не можешь воспитывать своих детей. А разве это – не миссия? Я, прочитав твое письмо, считаю, что да. При этом, ты даже не подозреваешь, что твое служение – священно.
Потому что, делая свое дело в семье, ты тем самым говоришь всем людям: «Смысл жизни – не в том, чтобы внешне все было в порядке, или чтобы бегать по разным делам, или чтобы быть здоровым; смысл жизни – в том, чтобы понять свое предназначение, познать цель, которую ставит перед тобой Творец.
Смысл жизни – в прославлении Бога и в отражении Божией Радости и Славы. Если этого не делать, то все остальное теряет смысл».
Итак, ты тоже миссионер. Ты несешь миссионерское служение, проявляя терпение по отношению к своему мужу и своему ребенку, переживая при этом какие-то трудности. Разве это не проповедь? Ведь все твои родственники смотрят на тебя и говорят: «Как она выдерживает! У нее такой раздражительный муж, как она выносит его? Видели, что было вчера? Он ударил ее! А она терпит». И все соседи (может быть, гораздо менее терпеливые) знают об этом.
А сейчас, когда я говорю это, о твоем тайном и молчаливом страдании узнает весь мир.
Часто Господь называет вещи совсем другими именами – не такими, какими называем их мы. И твое поведение – это миссия.
Поэтому Исаак Сирин говорит о том, что бόльшей ценностью перед Богом обладает не тот, кто воскрешает мертвых и обращает в христианство целые города, а тот, кто молча стоит в своем углу и воскрешает свое умершее «я».
Это – великая проповедь, великое дело.
Архимандрит Андрей (Конанос)
