Среди многолюдного круговращения и шума Омонии я возвышал свои руки к Богу и проводил такую внутреннюю жизнь, словно в пустыне Святой Горы.
«Вот, – говорил я внутри себя, — я не для мира, а для пустыни. Там никто не знает, чем ты занимаешься». И так жил в миру. Жил там, куда меня привел Бог.
Всех я любил, всем сострадал, все меня умиляло. Это мне дала Божественная благодать. Я видел медсестер в белых одеждах, смотрел на них, как на ангелов в белых ризах, спустившихся в церковь, и плакал, оттого что видел их. Я очень любил этих медсестер. И при виде сестры в белом я думал, что это сестра милости, сестра любви, которая идет, чтобы послужить в храме любви Божией, то есть в больнице, чтобы служить больным, служить братьям. Ангел, белый ангел.
Сколько вещей у нас остаются незамеченными! Когда я видел, как мать кормит грудью своего ребенка, снова приходил в умиление. Когда видел беременную женщину, плакал. Видел учительниц, приводящих детей в школу, и плакал, так как это было дело любви.
Самую большую радость я испытывал, конечно, во время Божественной литургии. Когда я читал, внизу все стояли затаив дыхание. Я был на подъеме. Я весь был в литургии, потому что мне нравилось совершать литургию. Да и люди воодушевлялись той простой литургией, которую я совершал.
Поскольку я был необразован, то очень старался. В церковь Святого Герасима приходили и пели ученые люди. Многие из них были профессорами университета, такие, как братья Аливизаты, религиовед Леонид Филиппидис и другие. Там, напротив поликлиники, была Афинская музыкальная школа. Оттуда на службы тоже приходили преподаватели со своими семьями. Хор в церкви был из Императорского театра. Но мне было трудно петь на глас и тому подобное. Поэтому я решил походить в музыкальную школу.
Часы, которые мне оставались на отдых, я тратил на то, что ходил и с упорством учился музыке, ревностно учился часами. Я делал это, чтобы облегчить жизнь псалтам. Я не хотел огорчать церковный хор. И хор, как я уже вам говорил, был официальным. Я хотел хорошо держать тон, чтобы не утомлять их и не огорчать. Я вынужден был ходить в музыкальную школу, чтобы научиться музыке. Но послушайте об одном моем безумном поступке.
Я желал научиться играть и на фисгармонии. У меня были планы на будущее. Если бы я построил монастырь, то когда бы мы находились там и говорили бы разные поучения или говорили бы на какие-нибудь прекрасные темы, то брали бы фисгармонию и использовали бы ее для песнопений.
Но в музыкальной школе не было фисгармонии, и меня посадили за пианино. Тогда я научился играть на пианино, но больше любил фисгармонию. Как только Бог все устроил! И что же вам сказать! В музыкальной школе меня полюбили и дали мне учительницу, которая была святейшим человеком. Однажды, когда я служил литургию, я взял замечательную большую просфору, которую мне принесли. И что могло быть самым лучшим подарком тогда, когда мы были под оккупацией и голодали? Я принес ее ей и с улыбкой говорю:
– Мне принесли прекрасную просфору.
– Нет, нет, — отвечает она, – не могу, не могу, я не буду ее есть!
– Я прошу тебя, – настаиваю я.
– Нет, — говорит, – так нельзя.
И я смутился. Она дала мне урок игры на пианино, а в конце я признался ей, что огорчился. Тогда она, бедняжка, взяла просфору.
Но и я не желал ее огорчать своими занятиями. О чем я думал? Вечером после своей смиренной молитвы, прежде чем лечь спать, я ставил свои руки так, как будто сижу за пианино, и повторял урок: до, си, ля, соль, соль, соль, ми. Делал это мысленно. И так я готовил уроки. Зачем я это делал? Чтобы не огорчать свою учительницу.
Этому я научился на Святой Горе. То есть я не могу огорчать другого, потому что с юного возраста научился послушанию. Так я совершал и ошибки в своей жизни. То есть когда я вижу, что кто-нибудь огорчается, понуждает меня и просит, чтобы я сделал или сказал что-либо, я жалею его и делаю, даже если не хочу.
Я видел смерть, которая косила людей ежедневно. Я делился с больными просфорами и всем, что мне приносили. Их душевная боль подталкивала меня к состраданию. Даром прозорливости я видел глубины их душ. Я молился о тех, кто приходил ко мне и рассказывал о своей телесной болезни.
Это побуждало меня к изучению. Видя больной член тела, я хотел узнать его научное название и ту роль, которую играют все органы тела: печень, поджелудочная железа и другие члены. Поэтому я купил книги по медицине, анатомии, физиологии и тому подобном, чтобы изучить это и быть информированным. Для лучшего образования некоторое время я посещал аудиторные занятия на медицинском факультете. Такая любознательность у меня была ко всему. Я все хотел узнать во всей глубине и широте. Если я шел на какой-нибудь завод, я хотел узнать во всех подробностях о том, как он работает. Если посещал музей, то часами интересовался скульптурой. Я вам расскажу один случай.
